string(15) "ru/Publications" string(15) "ru/Publications" Не в силе Бог | Андрей Звягинцев

Публикации

Рецензии
Интервью

фото Александра Решетилова/afisha.ru

Не в силе Бог

17.01.15г.

 

- И чего тебе надо, власть?

- Вот это все.

Левиафан, которого затворник Звягинцев создавал в тишине и тайне, не давая интервью и не пуская журналистов на съемочную площадку, грянул как шторм. Канны, "Золотой глобус", давно обходивший стороной нашу кинопродукцию, номинация на "Оскар". Несть триумфа в своем Отечестве - аплодисментов долгожданному успеху российской картины на Родине не слыхать, Андрей Звягинцев, смущенно отвечая на вопрос журналистов, признается, с победой его, в отличие от, скажем, Димы Билана после "Евровидения", никто из "первых лиц" не поздравлял.

Да и прокат в России поначалу был под вопросом - Левиафан не вписался в рамки нового закона, запретившего мат на экране. Режиссер упирался: "запикивать" ничего не буду, из кадра бранного слова не выкинешь. Не успел согласиться на компромисс - новая напасть: некие "православные эксперты" обиделись на фильм и требуют отобрать у него уже выданное прокатное удостоверение...

Картину, как и ее персонажей, штормит. Правда, идеальный шторм создал ей прекрасный пиар, и теперь даже равнодушные к звягинцевским притчам, убегавшие из кинозалов с Елены, дружно посмотрели пиратскую копию ленты в Интернете. Там все в оригинале, без стыдливых купюр.

На съемки мы, как и другие коллеги, не попали, помню, проторчали в Териберке за ограждением целый день, уехали не солоно хлебавши. Тем любопытнее было увидеть, что же рождалось там, за семью замками...

Лента пронзительная и, что редкость, остросоциальная. До дрожи узнаваема в ней не только ни разу не названная Териберка - любимая, нищая, полуразрушенная. Узнаваемы типажи, сюжетные ходы, это почти документалка. Столовка, где меню неизменно, как Ильич, указующий десницей в поселковый тупик: борщ, пиво, пельмени, компот. Пергидроль на голове судьи и скоростное монотонное чтение бессмысленного судебного решения. Пазик, везущий население на работу, и население в вязаных беретах и линялых плащах.

Когда приезжаешь в Териберку, кажется, что люди и нелепые, постройки заброшены туда каким-то ураганом - разбросало по округе странные покосившиеся дома. А заодно и мусор забросило на чудовищного размера помойку у питьевого озера. Зря режиссера обвинили в нелюбви к заполярному селу и очернении его красот. Нет, Териберку он любит, у нее в фильме - лучшая роль. Мощная стихия, неспокойное море, небо, хмурое и величественное. Здесь дух Божий все еще носится над водами. Потрясающий контраст между до замирания сердца прекрасными землей и водой - и человеками, в душах которых все пусто, кажется, тут и страстей сильных быть не может.

Может.

Актерский состав - Алексей Серебряков, Владимир Вдовиченков, Роман Мадянов, Елена Лядова - уже манок. Какие темпераменты, какие типажи!

Звягинцеву удалось невозможное - по максимуму использовать органику всех четверых и при этом уйти от типажа-штампа. И Серебряков вроде как всегда - мощный, упертый, наделенный животной силой и человеческим обаянием. И Вдовиченков - все тот же обаятельный невольный подлец, и Мадянов - мерзавец, каких поискать. Может, ошибусь, но, на мой взгляд, это лучшая мадяновская роль. Потому что если все его прежние мерзавцы смешны, то этот - страшен. Шекспировский характер.

Мадянов - мэр захолустного городка - узнаваем не меньше, чем териберские пейзажи в кадре. Все у него хорошо, все на мази, в кармане и прокурор, и судья, и мент - благо их на округу всего трое, и гопники местные, они же - уголовный розыск, и у епископа чаек попивает, да с водочкой. За плечами у него наворочено на целый Уголовный кодекс, папочка компромата добыта столичным адвокатом Димой (Вдовиченков) в качестве бронебойного снаряда.

Последний нужен из-за войны мэра и Колюни - героя Серебрякова, крепкого мужика, у которого единственный во всем селе приличный дом. Он в этой Териберке корнями пророс, тут его отец и дед похоронены, и на стене - пожелтевшие снимки богатого красивого села. И дом на берегу - родовое гнездо. Да местечко уж больно приглянулось мэру для "частно-муниципального партнерства", и он - во благо села - расчищает его для инвестора. Правда, по документам тут появится "муниципальный узел связи".

- Чего ж его не сажают, если у вас там наверху все известно? - вопрошает простой, как правда, Коля у москвича Дмитрия, приехавшего на помощь во имя старой армейской дружбы.

- Значит, нужен кому-то наверху, - резонно отвечает тот. - Будет у кормушки, пока нужен. Или пока не сдохнет.

- Или пока народ его на вилы не подымет, - горячится Коля.

- Я тебя умоляю, кому на вилы подымать-то?

И правда, вольнодумство селян ограничивается пальбой ради забавы по портретам генсеков, бог весь откуда вытащенным.

- А из нынешних у тебя есть кто? - спрашивает обладателя богатства Коля.

- В моем хозяйстве все есть. Только нынешним еще время не пришло - мало исторического зазора.

Коля проигрывает суд, Дима угрожает мэру компроматом, тот вместо хитрых схем и торга просто вывозит его на свалку, где Дима получает по полной от гопников-оперов. И сдувается московский хлыщ, тем паче что от армейской дружбы не осталось ничего - упоенный кажущейся близкой победой адвокат накануне уложил в постель Колину жену. Так получилось.

Он и не узнает, что, терзаемая виной, а может, и нелюбовью к мужу, Лиля через несколько дней погибнет. Самоубийство? Следствие говорит, что помогли. В убийстве обвинят Колю, по пьянке грозившегося прикончить изменницу, и суд - тот самый, в завязке ленты лишивший его дома, сажает его на 15 лет. А дом - дом разрушен.

"Власть отвратительна, как руки брадобрея", - Мандельштама, написавшего это, судили таким же судом. Большой террор ушел в прошлое? А люди все те же.

"В эпизодах все точно, но все вместе - такого не может быть", - поделился впечатлением от картины коллега. И то верно. Но библейская притча об Иове многострадальном в картине читается легко, да и цитат полно. Про то, что не поймать на удочку левиафана, зверя морского, говорит Коле сельский батюшка, отец Василий. Не перешибить плетью обуха. Смирись, гордый человек. В финальных сценах ковш экскаватора, разрушающий Колин дом, - словно щупальце морского зверя. Камера долго следит за его движениями - помните финал Репетиции оркестра великого Феллини?

Государство, люди, менты, судьи - все это левиафан. Чудище, нами же взрощенное. Правда, замечу, в фильме не так все просто. Левиафан-то издох. Один скелет остался, на берегу лежит, так что насчет непобедимости вечного зверя - вопрос.

- Что ты, Вадим, как ни приедешь - все выборы да выборы? Еще год впереди, - увещевает мэра епископ.

- Готовь сани летом, - парирует тот. Но на душе у него кошки скребут, всякий злодей - трус.

- Всякая власть от Бога, пока Богу угодно, беспокоиться тебе не о чем, - иезуитски ответствует Владыка.

- А угодно Ему?

- Угодно-угодно.

В Териберке, если помните, старую церковь когда-то разобрали на дрова. Иные считают: потому и вечные проблемы с отоплением в селе - Бог наказал. Не милосердный Христос, а мстительный ветхозаветный Бог. В картине церковь тоже разрушена. В ней мальчишки по вечерам жгут костры. Дети Звягинцевым изображены нежно и чисто. Ромка, сын Коли, оставшийся дважды сиротой, глядящий в пустой купол храма. И безымянный сынишка мэра, также глядящий в купол храма, выстроенного в итоге на месте разрушенного дома. Взял свое Владыка.

А как же милость к падшим? Церковь не будет вмешиваться в конфликт Иова и Бога. И тем паче Коли и мэра. Но в смирении ли Бог? Колин Бог - не в силе, не в правде, а в любви, в страсти даже. Николай пылко и жестоко любит свою землю, свой дом, свою Лилю. И он будет драться. Как Иаков, боровшийся со Всевышним.

Уж лучше так, чем как епископ - "ни холоден, ни горяч". И вложенные в его уста слова, что не злобой и ненавистью, а дерзновением совершаются победы над врагами, "его преосвященство" произносит, не ведая их смысла. Но победа - будет. Да-да. это кино о любви и надежде. Потому что упертый и жизнелюбивый, как сорняк, Колька непременно выйдет. Ему хватит сил. И возмездие ветхозаветного Бога постигнет каждого, кто вершит неправедное. Каким судом судите, таким будете судимы. И не устоят стены храмов, выстроенных на слезах и крови. В них не слышна молитва. В них не Бог, а люди...

...Пазик едет мимо разрушенных уродливых построек, где когда-то была жизнь. Мимо морского берега с остовами кораблей.. Что мы сделали с этой прекрасной землей? Зачем? Но люди все едут и едут, не слыша этого моря.

 

Татьяна Брицкая
"Мурманский вестник"